Саша Соколов: начало русского постмодернизма

Помимо романов, в библиографию Саши Соколова входят эссе, некоторые из которых автобиографичны. Такие тексты всегда особенно интересны читателям, потому что в них можно узнать не только факты из жизни писателя, но и его личное отношение к ним. В то же время автобиография, в отличие от биографии, не ставит документальность во главу угла. Важно не то, что говорит о себе писатель, а то, почему он говорит именно это. Как и свойственно творцам эпохи постмодернизма, Саша Соколов «создает» свою биографию, включая в нее лишь те факты (и вымыслы), которые считает необходимым. А что из них что — остается только догадываться и сопоставлять с воспоминаниями современников.

БИОГРАФИЯ САШИ СОКОЛОВА,
ИЛИ ПОПЫТКИ ЕЕ ВОССТАНОВИТЬ

Помимо романов, в библиографию Саши Соколова входят эссе, некоторые из которых автобиографичны. Такие тексты всегда особенно интересны читателям, потому что в них можно узнать не только факты из жизни писателя, но и его личное отношение к ним. В то же время автобиография, в отличие от биографии, не ставит документальность во главу угла. Важно не то, что говорит о себе писатель, а то, почему он говорит именно это. Как и свойственно творцам эпохи постмодернизма, Саша Соколов «создает» свою биографию, включая в нее лишь те факты (и вымыслы), которые считает необходимым. А что из них что — остается только догадываться и сопоставлять с воспоминаниями современников.

Детство Саши Соколова совсем не располагало его к судьбе писателя. Родился он, повторюсь, в Канаде, но с первой минуты жизни вошел в круги советской элиты: его отец — Всеволод Соколов — служил торговым советником посольства СССР в Оттаве. Точнее, такова была официальная причина его пребывания за границей. На самом же деле майор Соколов был резидентом советской разведки и приехал с целью — ни много ни мало — украсть секрет атомной бомбы. В течение жизни связи отца не раз выручат Соколова-младшего из переделок, однако это нисколько не укрепит их отношения. Писатель всячески подчеркивал свою непринадлежность к привилегированному классу и осуждал советский режим. Отец Соколова, кстати, станет прототипом прокурора в романе «Школа для дураков» — неэмпатичного, грубого и загипнотизированного буквой закона человека.

Отца разоблачают в 1945 году, канадский суд приговаривает его к смертной казни, но до исполнения приговора семья Соколовых успевает вернуться в Советский Союз. Саше на этот момент было три года, и затем всю свою юность он проводит в Москве. В одном из эссе он напишет «Свободу он [о себе писатель говорит в третьем лице] полагал своим основным и первейшим человеческим правом, полагал, начиная с 1 сентября 50-го года...». В этот день маленький Саша пошел в 1 класс в одну из московских школ, откуда «...бежал, не приходя в сознание. Пойман был только вечером».

Окончив школу, Соколов сначала работает в морге (для поступления в медицинский нужен был опыт), потом все же — с подачи отца — поступает в Военный институт иностранных языков. Внутренне свободному человеку, коим был Соколов, там, конечно, существовать решительно невозможно, но отчислиться оказалось не так просто. Соколову пришлось имитировать психическое расстройство и провести в больнице для душевнобольных три месяца. После отчисления он пытается (и не в последний раз) сбежать из СССР и выбирает не самое популярное направление: советско-иранскую границу. Попытка не удается, его арестуют, но избежать длительного срока помогают связи отца.

Университет Саша Соколов все же оканчивает — журфак МГУ, который в 60-х хоть и слыл относительно либеральным местом, но не привлекал Соколова перспективой писать просоветские колонки. Во время учебы будущий писатель увлекается поэзией и становится членом популярного андерграундного объединения СМОГ — «самого молодого общества гениев» (или «смелость, мысль, образ, глубина»). Участники СМОГа пишут стихи, устраивают публичные чтения в библиотеках или прямо на улицах. Именно там Соколов набивает руку в поэтическом ремесле, которое позже так явно отразится на его прозе. Сам писатель будет называть свои романы «проэзией», то есть прозаическими текстами, созданными по поэтическим правилам.

Примерно в это же время в литературных журналах публикуются первые рассказы Саши Соколова и журналистские очерки. Однако по окончании университета он, следуя своей привычке «убегания», уезжает в Калининскую область и работает там егерем. Это время — в тишине и спокойствии — становится очень плодотворным для Соколова-писателя: он заканчивает работу над «Школой для дураков», которая сразу же приносит ему славу благодаря самиздату и публикации в США, хотя официально будет издана в СССР только в 1988 году.

Личная жизнь Саши Соколова также не отличалась линейностью. С первой женой писатель прожил совсем недолго, и через некоторое время после расставания познакомился с Иоханной Штайндль, которая приехала из Австрии изучать славянские языки в МГУ. Иоханна Штайндль была знаменитой в Австрии активисткой и правозащитницей, чем был очень недоволен Соколов-старший. Вопреки всему пара поженилась, но в переезде за границу писателю было отказано. Тогда пара устроила сухую голодовку: Штайндль — в венском соборе Святого Стефана, Соколов — дома в Москве. Разразился публичный скандал, подключились власти, австрийский канцлер Бруно Крайский обратился к Брежневу лично — и только после этого Соколов получил разрешение на переезд. С тех пор он бывал в СССР и позже в России только короткими наездами.

Несмотря на романтический ореол воссоединения Штайндль и Соколова, брак их все же распался: девушка говорила, что Соколов не способен был нести ответственность за семью. После разрыва со Штайндль писатель женится в третий раз — на американке Марлин Ройл, тренерке по гребле, с которой по сей день живет в Канаде.

Этот брак, заключенный в 1988 году, становится последним событием биографии Соколова, о котором есть достоверная информация. Новых произведений писатель не публикует, интервью не дает, не выступает публично — за Соколовым закрепляется репутация «русского Сэлинджера».

Но молчание прерывается в 2000 году: Соколов приезжает в Крым, где выступает с бывшими СМОГистами в поэтических чтениях. А в 2017 году даже выходит документальный фильм, где сам Соколов дает подробное интервью о своей жизни.

«Школа для дураков» — первый и самый знаменитый роман Саши Соколова. Сразу после публикации он получает статус классики, а его нынешней популярности позавидуют многие современные бестселлеры. В чем же особенность этого текста и почему его хочется перечитывать, несмотря на запутанность?

Повествование в романе ведется от лица героя с раздвоением личности, поэтому сразу понятно, что ни о какой линейности говорить нельзя. Весь текст «Школы для дураков» — описание впечатлений, ассоциаций и разговоров с самим собой ученика Такого-то. Его перечисления могут длиться целую страницу, остановиться в тот момент, когда герой цепляется за одну из своих ассоциаций, и пойти по новому руслу:

«ШКОЛА ДЛЯ ДУРАКОВ» — СЮЖЕТ УМЕР!
ДА ЗДРАВСТВУЕТ ПЛЕТЕНИЕ СЛОВЕС!

«Школа для дураков» — первый и самый знаменитый роман Саши Соколова. Сразу после публикации он получает статус классики, а его нынешней популярности позавидуют многие современные бестселлеры. В чем же особенность этого текста и почему его хочется перечитывать, несмотря на запутанность?

Повествование в романе ведется от лица героя с раздвоением личности, поэтому сразу понятно, что ни о какой линейности говорить нельзя. Весь текст «Школы для дураков» — описание впечатлений, ассоциаций и разговоров с самим собой ученика Такого-то. Его перечисления могут длиться целую страницу, остановиться в тот момент, когда герой цепляется за одну из своих ассоциаций, и пойти по новому руслу:

Росли вокруг станции деревья: осины, сосны, то есть — разные деревья, разные. Обычная станция — сама станция, но вот то, что за станцией — то представлялось очень хорошим,необыкновенным: пруд, высокая трава, танцплощадка,роща, дом отдыха и другое

Мой девиз – постоянно думать о многом, искать многогранность смыслов. И не жалеть сил для их реализации в качестве анимационных образов

Ученик Такой-то учится в школе для детей с отклонениями в развитии. Не до конца понятно, сколько лет герою: ему вполне может быть и 10, и 18... Не всегда понятно, от какой из его двух личностей ведется повествование в конкретный момент. Иногда эти личности вступают в диалог, иногда спорят, а иногда «сливаются в одном действии», как советовал доктор.

События в романе лишены времени и пространства. О них можно лишь догадываться, так как герой не способен их описать — да они для него и не имеют значения. При этом он то и дело «выдает» детали своей современности. Так, например, «тапочная система» и меловой памятник двум фигурам перед школой указывают нам на то, что действие происходит в середине 20 века.

Такой способ повествования напоминает то, что Виктор Шкловский назвал «остранением». Ты смотришь на давно знакомый предмет будто новыми глазами. Прием остранения накладывает на чтение меру условности: читатель принимает навязанное автором ощущение того, что он видит мир впервые и все предметы ему незнакомы. Такой прием делает художественный мир уникальным. Вместе с героем читатель как бы познает его заново: все его удивляет, волнует, восхищает.

Система персонажей довольно размыта. В существовании лишь одного действующего лица — доброй терпеливой матери героя — читатель сомневается в меньшей степени. Остальные же больше походят на олицетворенные предметы окружающего мира. Так, например, Роза Ветрова — это «роза ветров» с географической карты, а Вета Акатова — ветка акации, которую герой видит из окна электрички по дороге на дачу. Однако герой взаимодействует с ними, разговаривает, думает о них и даже влюбляется в прекрасную Веру Акатову. Для него они — реальность, и таковыми становятся для читателя. Ситуация усложняется тем, что герои имеют двойников, поэтому попытка установить сюжет окончательно проваливается.

Влияние «Школы для дураков» на русский постмодернизм колоссальное. Нелинейность повествования, отсутствие сюжета, языковая игра — все это вошло в русскую прозу через текст Соколова. Например, Михаил Шишкин писал, что именно прочитанная в 16 лет «Школа для дураков» «завернула его в слово», а Андрей Битов называл ее «эталоном первой книги прозаика»... Среди читателей и критиков это произведение популярно до сих пор, потому что остается открытым для интерпретаций и осмысления.